Триколе. Позволение вернуться к себе - Виталий Васькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После перетаскивания Германа Андрею стало жарко. Он снял толстовку, повесил на спинку кресла. Скромно сел, нескромно щеголяя майкой тельняшкой. Тёмные от многолетнего загара плечи, жилистые руки с выгоревшими короткими волосками – степной волк.
– К примеру, стол, – Привалов ткнул пальцем в столешницу. – Откровенно говоря, выглядит не комильфо. Тут же мысль: «Почему бы нам к этому супу не добавить чего-нибудь менее алхимического, тумана ради? Беленькую из холодильника, огурчики, помидорчики». Понимаю, не ко времени мысль, но она мелькнула, а за ней и другие такие же «мудрые» тянуться!
Сергей пригладил волосы на затылке, хитро посмотрел на Андрея.
– Мысли, они по большей части не ваши. Есть схемы наработанные поколениями, от них и летит привет. А поскольку они не ваши, то чувствуются, как песчинка в глазу. Раньше вы не замечали, но сейчас осознанность расширилась, стали замечать. Отсюда дискомфорт, битва, боль. Я бы посоветовал научиться не обращать внимания на внутренний диалог. Да только это всё равно, что сказать «просто выберите просветление». Слова-то будут сказаны, но будут ли исполнены? Всему своё время. А пока я могу предложить вопрос о внутренней болтовне отправить в суп. Согласны?
Мария согласилась, но Андрей запротестовал.
– Нет, есть у меня вопросик более туманный. До смерти хочется узнать, что такого в людях, чего так не хватает развоплощённым сущностям? Конечно, я понимаю: энергии у нас сжаты так, что их можно на ощупь пробовать, добавляет красочку время. Понимаю про полную изоляцию от мира с той стороны завесы. Чего я не понимаю – что это даёт в итоге? В чём соль анекдота с воплощением?
После небольшой паузы Андрей многозначительно добавил:
– Неужели всё дело в желании просто получить новый опыт?
Татарников уважительно посмотрел на Андрея. Сам Бутан никогда не задумывался на эту тему. Действительно, должны быть какие-то очень веские причины, чтобы сознание бога позволило себя так ограничить, да ещё и ядрёно постараться полностью забыть о себе. Было свободное сознание – стало человеком. Любящим, вульгарным, честным и не очень. Разным. Так для чего это? Разве нельзя было как-то более приятно провести время приобретения опыта? И что теперь с ним делать, с опытом? Книги тибетских монахов и прочие, почитаемые среди искателей просветления труды, столько туману напустили, что и ребёнку ясно – не знают авторы ответа. Или времена пришли с абсолютно другими энергиями. Устарели древние тексты. Библия и та устарела. Написана была две тысячи лет назад, для того времени, для людей, готовых на солнцепёке день стоять, чтобы увидеть мучительную смерть другого человека. Нет, сегодня тысячи людей не соберутся у распятий. Они пойдут на концерт очередной поп-звезды и постараются даже не думать о смерти, пока беда не постучится в двери. Мир изменился.
На этот раз Сергей не стал делать эффектных взмахов половником. Чуть задержал взгляд на кастрюльке, улыбнулся. Но Марии показалось – сплющил взглядом железку. Сморгнув, она избавилась от наваждения. Посмотрела на часы и грустно произнесла:
– Уж десять близится, а Германа всё нет.
Тут же со второго этажа послышался бодрый голос Германа:
– У Пушкина были полночь и две буквы эн. Фамилия такая, а у меня – имя с одной эн.
Засмеялся Бутан, остальные подхватили. От души, чисто, легко, как в детстве. Под дружный смех Антохин вошел в комнату. Вид он имел довольно растрёпанный, впрочем, как и всегда. Все заметили насколько он изменился, отдохнул, стал казаться немного выше.
– Я уже давно слушаю вас, – сознался коварный Антохин. – Просто вставать не хотелось. Две ночи не спал толком. Лифты обслуживаем. Днём они всем нужны, и только ночью можно нормально поработать. Вот и срубило меня.
– Так ты иди, ещё полежи, – предложила Зина. – Ты нас слышишь, и мы тебя оттуда услышим.
– Нет уж, спасибо. Курить хочется, аж уши горят. Пойдём, Бутан, дымнём маленько. Это ведь не возбраняется, Сергей?
Новеев махнул рукой.
– Курите на здоровье. Да и недолго вам уже осталось.
– Что такое? – ошарашенно спросил Антохин. – В каком смысле?!
Тишина, распластавшаяся в комнате, чуть не затушила камин. Выдержав злодейскую паузу, Сергей пояснил:
– Ты же собирался бросить с первого января… Нет? А ты что подумал?
Ничего не ответил Антохин на шуточку Мастера. Молча переобулся, накинул куртку, взял пепельницу у дверей и вышел на крыльцо. Вслед за ним вышел Бутан. Закурили, немного помолчали, смакуя дым. Герман поставил пепельницу на перила и спросил:
– Ну, как он тебе?
– Пока не понял. Что-то есть, энергия чувствуется.
– Вот и я не понял. Пробовал внутренним взором на него посмотреть, так мысли сбиваются. Не могу собраться.
– Это ясновидением, что ли? Гера, сердцем надо чувствовать, оно не обманет…
– Ты опять за своё. Не понимаю я тесты сердечной мышцей! А как закрою глаза, вижу дали, моря, леса – и всё такое чёткое, что ни в один бинокль не увидеть. Себя вижу, тебя вижу, а сержанта нет, выскальзывает из фокуса.
Покурили молча, слушая ветер. Бутан вспомнил свои первые ощущения от разговора с сердцем. Внезапно понял, что пришёл наконец момент, когда Герману можно подсказать немного, и он не будет брыкаться.
– Сердце не говорит, его чувствовать надо. И не само сердце, а пространство где-то в его районе, чуть ближе к центру. Всё очень просто, поначалу я из-за этой простоты улетал мимо. Искал супер-пупер ощущения. Теперь достаточно о чём-то подумать, и тут же прислушаться к сердцу. Если почувствуешь хоть тень дискомфорта, значит, не в струю пошёл. Приятное тепло или ободряющий звон в груди говорят о правильности…
– Правильности чего?! – резко прервал друга Антохин.
– Да ты не шуми зря! – Бутан похлопал по плечу Германа. – Всё очень просто: что выбрал, с тем и сверяется правильность. Если ты выбрал завязать с колесом Сансары, то все решения будут соотноситься с этим выбором. Ну а если тебе нужна новая ночная шабашка, то и это будет целью.
Нервно Антохин сделал последнюю большую затяжку, потушил сигарету, истыкав дно пепельницы, словно она в чём-то была виновата.
– А если ничего не появилось?! – запальчиво спросил Герман. – Нет ни дискомфорта, ни тепла?
– Это верный признак, что суёшься вообще не туда. Самое время остановиться, подышать хорошенько и поискать новый вариант или обождать день-другой. Потом опять пробовать.
Герман прокашлялся. Мысли его перешли на практический лад: «Что же это получается у Бутана, в рулетку выигрывать – всё равно, что „два пальца об асфальт“?»
– Тебя послушать – так казино можно каждый день перед ужином «обувать», для аппетита.
– Не-е. С этим как раз проблема, – вяло ответил Бутан, гася сигарету. – Ничего не чувствуется, третий вариант. Похоже, этот инструмент для дела, а не для баловства. Или я умудрился себе блок поставить. Разбираться надо, да мне всё некогда.
«Вот, как до денег доходит, все умники сразу отмазки сочиняют, – усмехнулся мысленно Антохин. – Интересно, как часто он сам пользуется сердечным нюхом?» Словно подслушав вопрос, Татарников понёсся дальше откровенничать:
– Я иногда ловлю себя на том, что очень редко пользуюсь этим чувством. Не потому что берегу для грандиозных дел, а просто из-за того, что вовремя не вспоминаю. Что-то делаю, бегу, суечусь, потом вечером ложусь спать и матерю себя. До того тоскливо становится. Казалось бы, ну чего ты бежишь? Остановись, подыши полминутки, послушай себя, может и бежать никуда не надо. – Бутан с досады бабахнул кулаком по перилам. Пепельница подпрыгнула и улетела в сугроб. – У, чтоб тебя!
Пока Бутан доставал из снега пепельницу, мысли Германа рванули в другую сторону. Вспомнил про Новеева, угрюмо пробурчал:
– Когда сержант сказал, что недолго курить осталось, у меня внутри всё похолодело. Думал – кранты мне.
– А я наоборот, – рассмеялся Бутан. – Решил, что скоро уже просветление!
Герман замер на секунду и тоже рассмеялся.
– У тебя стакан наполовину полон! Не то, что у меня. Вот они страхи, всегда рядом. Бросить, что ли, курить, не дожидаясь Нового года? Надоели эти надписи на пачках, кашель. Вот брошу сейчас, и всё!
Уже не в первый раз грозил Антохин табачным магнатам разорением. Но магнаты никого не боятся. Крутят сигареты на фабриках и продают, как ни в чем ни бывало. Поэтому Боря махнул молча рукой и ушёл в дом.
Антохин остался на крыльце. Застегнул молнию на куртке повыше, накинул капюшон и засунул руки в карманы робы. Приятно было стоять, привалившись спиной к двери, и смотреть на падающий снег. В куртке тепло, уютно. Совсем рядом ветер катает снежинки. Волшебный вечер! Мысли завернули на волшебство. Тотчас вспомнился сержант Новеев. Ведь он и есть современный маг. По крайней мере, так воспринимают просветленных Мастеров люди. Читают интересные книги, смотрят фильмы, и в запудренных мозгах оседает сказочный персонаж. Большинство себя не воспринимают даже в роли современника Мастера, не говоря уже о признании возможности собственной реализации. И что там говорить, когда те немногие, кто десятилетиями грезят о просветлении, и те воспринимают этот процесс как нечто волшебное, происходящее не здесь и не с нами: там, где-то, кто-то, когда-то. Не я, не сейчас, не достоин, не готов. Герман вдруг нарвался в мыслях на предложение, от которого не успел отказаться: «А что, если спросить себя через „сердечный нюх“?» Внезапно, не только область сердца, всё тело Германа ответило лёгким звоном – готов! Простая, тихая ясность вплыла в сознание, Антохин отчётливо увидел свободу от прежней жизни. Самое главное, что вроде бы держало – отец, мать. Но и это уже позади. И кто сказал, что близким обязательно будет плохо? Сердце чувствует, что как раз наоборот, легче будет. Уйдут кармические завязки, закончится вековой пинг-понг. Всё изменится к лучшему. На новом уровне понимания настроятся взаимоотношения. Готов, без сомнений. Почему же просветление не приходит? Может, считаю себя недостойным? Не-ет, сомнения в себе уже в прошлом. Эта плесень, произрастающая на чувстве вины, родом из массового сознания. Было время для сомнений, слава богу, прошло. Разве можно быть недостойным возвращения к себе? Тогда, где оно, Просветление? Мысль о нём будоражит и сознание, и тело. Наверное, отвлекаюсь часто. Присутствие осознания себя непостоянно. А ну как для просветления нужно «запальное» время постоянного присутствия? Слово «просветление» не совсем подходит – раскрытие, пробуждение, освобождение. Прощание с миром можно отложить, никуда оно не денется. Хочется пожить преображенным, почувствовать вкус настоящей свободы и радости. Слова просятся парами, не вмещают смысл…